России жизненно необходима реанимация её лесного хозяйства

Почему я говорю об этом так настойчиво? Потому что к настоящему времени наше лесное хозяйство оказалось в положении Тыняновского поручика Киже, который как бы был, и которого в то же время не было.
Как вернуть лесному хозяйству статус полноценной и востребуемой отрасли экономики?
Для этого, с моей точки зрения, надо сначала четко договориться о том, что такое есть «лесное хозяйство», и чем оно отличается от «деревоперерабатывающей промышленности» (для краткости – «древпрома»).
Ниже привожу мое видение ответа на этот вопрос.
Лесное хозяйство есть отрасль экономики, имеющая дело с живыми лесами и всем тем, что они дают (могут давать) людям, а также с их мощным стабилизирующим влиянием на биосферу Земли.
В отличие от лесного хозяйства, древпром заинтересован только в том, чтобы извлекать из леса нужную ему древесину, то есть неживой материал. В некоторых странах структуры древпрома теперь получают древесину на своих специально закладываемых плантациях. Однако в большинстве случаев они продолжают приобретать ее у лесоводов в виде отведенных в рубку древостоев и (или) в виде уже подготовленных для реализации сортиментов.
Как правило, структуры обеих отраслей являются деловыми партнерами. За исключением определенных случаев, они не могут обходиться друг без друга. В условиях рыночной экономики их взаимодействие обязано иметь в своей базе согласованные интересы обеих сторон. Если же согласие не достигнуто, общество и государство должно рассматривать в качестве приоритетных интересы лесного хозяйства как постоянно имеющие стратегическое значение для страны.
Об обеих названных отраслях в разных странах обычно говорят как о лесном секторе экономики.
Далее назову пять главных требований, которым, по моему мнению, должно отвечать правильное лесное хозяйство. Это:
1. Неуменьшение площади лесов при параллельном сохранении и улучшении их природоохранных, рыночно-ценностных, а также, в определенных случаях, и рекреационных характеристик.
2. Наличие регулярно обновляемого массива данных о лесах каждого лесничества в виде лесных планов, планшетов, таксационных описаний древостоев и разработанных на этой основе экономически обоснованных планов долгосрочной хозяйственной деятельности.
3. Реализация древесины приобретателям в количестве и в ассортименте, не противоречащих сказанному в первом пункте. И все это при организованном постоянстве неистощительного лесопользования в границах каждой хозяйственной части лесничества.
4. Предоставление социуму других лесных благ и оказание людям услуг, ценность которых нельзя выразить в деньгах.
5. Дифференцированная по регионам и условиям такая организация в лесничествах хозяйственной деятельности, при которой отрасль приносит государству как собственнику лесов не убытки, а доход.
Как соединить вышеназванное в гармоничное целое? Может быть, путем разработки и использования более совершенных технологий разного назначения? Полагаю, только отчасти. Почему? Потому что важнее и действеннее другое, а именно то, как организовано управление нашим государственным лесным хозяйством и его структурами. Именно от этого зависит «расстояние» между тем, что мы предполагаем получать при планировании и проведении в лесах разных хозяйственных акций, и их реальными долгосрочными результатами. При плохой организации управления лесным хозяйством эти результаты (а также затраченные средства) оказываются как бы умноженными на понижающий коэффициент или даже на ноль.
Как найти дорогу к нужной гармонии? Я думаю, начинать надо с анализа трехсотлетней истории нашего государственного лесного хозяйства. Ей посвящены многие интересные и содержательные публикации. Из них в данной статье назову только четыре книги:
Столетие учреждения Лесного департамента. 1798-1898. – Санкт-Петербург, 1898, 255 с.
Двухсотлетие учреждения Лесного департамента. 1798-1998. – Москва, 1998, 243 с.
Фаас В.В., Рогер Ю.А. и др. Результаты бывшего казенного лесного хозяйства к 1914 году. – Петроград, 1919; второе издание – 2010, Санкт-Петербург, 182 с.
Санкт-Петербургская Государственная лесотехническая академия. Страницы 200-летней истории. – Санкт-Петербург, 2003, 814 с.
Примечание. В последней из названных книг есть написанные профессором Г.И. Редько главы, в которых рассказано не только об истории ЛТА, но и об истории всего лесного хозяйства, а также лесохозяйственной науки. Об этом же много интересного он успел рассказать и в других своих книгах.
На чей исторический опыт мы можем опираться, чтобы восстановить наше лесное хозяйство? Очевидно, что кроме своего собственного, еще на опыт развитых стран.
Наш уникальный опыт, накопленный в стране с широко варьирующими лесорастительными условиями и с быстро изменявшейся во времени социально-политической и экономической организацией, обширен и поучителен.
Сведения о том, как было организовано управление государственным лесным хозяйством в России в период перед I Мировой войной, какими тогда были его результаты, содержатся не только в вышеназванных книгах, но еще в регулярно публиковавшихся двухтомных Ежегодниках Лесного департамента, в Трудах съездов лесничих, в авторитетном Лесном журнале и во многих других публикациях.
Из этого моря информации в данной статье я использую лишь её небольшую часть, которая, взятая в качестве ориентира, может оказаться полезной при конструировании нашего будущего.
По состоянию на 1913 год в собственности государства находилось 66 % площади лесов России. Всю площадь её лесов в то время считали равной 530 млн. десятин (около 580 млн. га).
В обществе и в государственных структурах тогда доминировало представление о том, что в казенных лесах не кто-то другой, а именно государство и его лесничие должны вести все то, что мы называли и продолжаем называть лесным хозяйством.
Центральным органом управления лесным хозяйством в казенных лесах тогда был авторитетный в общественных и правительственных кругах Лесной департамент, входивший на правах автономной структуры в состав Министерства земледелия и государственных имуществ. О таком административном «симбиозе» замечу, что он выглядел более логичным, чем существующий теперь Рослесхоз под «крышей» МПР.
В самой системе управления хозяйственной деятельностью в казенных лесах было три основных звена: центр (т.е. Лесной департамент), его губернские структуры и лесничества на местах. Всего было 1532 казенных лесничества, площади которых (в зависимости от социально-экономических и природных условий) варьировали в диапазоне от тысячи до миллиона десятин. Кроме лесничеств и губернских управлений в Лесном департаменте имелись лесоустроительные, учебные и научно-исследовательские учреждения. «Мозгом» Лесного департамента являлся Специальный лесной комитет. Членами этого Комитета были наиболее авторитетные деятели лесохозяйственной науки. В течение ряда лет возглавлял Комитет профессор М.М. Орлов, чьи идеи и предложения имели важное позитивное значение для всей нашей отрасли не только тогда, но и потом.
При некоротком перечне всего того, что делали Лесной департамент и его структуры, особое внимание уделялось лесоустроительным работам. В период с 1905 по 1913 год ассигнования на их проведение были увеличены с 530 тыс. до 2 млн. рублей, т.е. в 3,8 раза.
Почему лесоустроители были тогда в таком фаворе? Главным образом, в силу того, что на площадях, где было проведено лесоустройство, удавалось:
а) сформировать и вооружить лесничих актуальной информацией о доверенных им лесах. Как об очень важном замечу, что эта информация имела не общеобразовательный вид, а была привязана на планах, в таксационных описаниях и расчетах к установленным границам таксационных выделов, к определенным кварталам и хозяйственным частям каждого лесничества. Все это, как отмечал профессор М.М. Орлов, позволяло лесничим выполнять свои обязанности уже не «на ощупь», а «с открытыми глазами»;
б) дать объективную оценку результатам предшествующей хозяйственной деятельности на территории лесничества;
в) иметь обоснованные планы долгосрочной хозяйственной деятельности лесничества, а также развития его инфраструктуры;
г) резко увеличить суммы лесного дохода, получаемого лесничими, в основном, от продажи отведенных в рубку древостоев.
Что помогало выполнить названное в последнем из перечисленных пунктов? Главным образом, более глубокая – благодаря проведенному лесоустройству – дифференциация цен на отведенные в рубку древостои при их последующей продаже на публичных аукционах структурам древпрома.
Более глубокая дифференциация цен имела в своей базе не только результаты проводимой лесоустроителями крупномасштабной таксации древостоев, но еще результаты изучения конъюнктуры и динамики цен на разные сортименты древесины на ближайших и дальних рынках. Выполнять названное, а затем, опираясь на совокупность собранных данных, задавать величины исходных (стартовых) цен на лесных аукционах (лесных торгах) было одной из главных обязанностей начальников лесоустроительных партий. Об этом, напомню, было четко сказано в § 24 «Инструкции для устройства… казенных лесов…», изданной в 1914 году. Причину появления параграфа с таким содержанием нельзя не связать с тем, что, например, в 1913 году примерно 92 % валового дохода Лесного департамента было получено от продажи отведенных в рубку древостоев.
По состоянию на 1913 год валовый лесной доход Лесного департамента составил 96,2 млн. руб., при его собственных расходах (с учетом местных сборов) – 31,9 млн. рублей (В.В. Фаас и др., 1919, 2010).
Чтобы лучше понять, много это или мало, уже не в первый раз скажу, что в 1913 году один наш рубль «весил» 0,77 г золота (эта цифра приведена в книге «Россия, 1913 год», 1995, а также в Финансово-кредитном словаре, 1988). Зная приведенные данные, нетрудно подсчитать, что в 1913 году валовый доход Лесного департамента соответствовал стоимости 74 тонн золота. И еще, что при затраченном одном рубле Лесной департамент приносил казне два «золотых» рубля «чистого» дохода в год. И все это без перерубов расчетных лесосек и при существенном увеличении объемов выполняемых лесохозяйственных работ. Например, в период с 1899 по 1912 год площади ежегодно закладываемых в лесничествах лесных культур увеличились с 7,5 тыс. до 72 тыс. десятин, т.е. почти в 10 раз.
Как об очень важном, упомяну о бывшей тогда в лесничествах казенной лесной страже (позднее её стали называть лесной охраной). По данным на 1913 год, в составе лесной стражи преобладали лесники и объездчики при их общей численности почти 32 тыс. человек. Те и другие имели статус государственных служащих и находились в прямом подчинении лесничих. При поступлении на работу они принимали присягу. Жили на построенных кордонах в лесу или на его границе. Имели огнестрельное оружие, земельные наделы и разные льготы. Получали жалование и несли ответственность за происходящее в закрепленных за каждым из них «обходе» или «объезде». Главной их обязанностью было противостояние браконьерам и лесным пожарам. Они же следили за качеством проводимых лесосечных и прочих работ в лесу.
Там, где была лесная стража, лес переставал быть в глазах местных и пришлых людей как бы «ничейным». Это имело многие позитивные следствия. В их числе, например, были: более осторожное обращение в лесу с огнем, организуемая ликвидация загораний до того, как они превращались в крупные пожары, а также понимание населением того, что дешевле заплатить за приобретаемую в лесничестве древесину (по бытовавшим тогда для крестьян льготным ценам), чем быть наказанным за самовольную рубку.
Дополняя изложенное выше, скажу еще о том, что в те годы, о которых идет речь, в некоторых случаях сами лесничие вели заготовку древесины. Однако крупномасштабная заготовка древесины, её переработка, а также торговля изделиями из неё и тем, что называли «круглыми сортиментами», все это находилось в руках, преимущественно, крупных частновладельческих предприятий.
По состоянию на 1913 год по величине экспорта пиленой древесины Россия в 1,5 раза превосходила Канаду и США вместе взятые. При этом в общей массе нашего «лесного» экспорта на долю «пиленых» сортиментов приходилось 232 млн. пудов (при их стоимости 103 млн. руб.), а на долю «круглых» – 229 млн. пудов (стоимостью 61 млн. руб.).
Как о примечательном, скажу еще о том, что в 1913 году вся сумма дохода от «лесного» экспорта (164 млн. руб.) и валовый доход Лесного департамента (96,2 млн. руб.) соотносились как 1 : 0,6.
Кроме внешнего рынка, реализация древесины в виде разных сортиментов происходила и на внутреннем. Возможно, что по своей емкости внутренний рынок вдвое превосходил внешний. Однако и в этом случае, взяв в расчет то и другое, нельзя сказать, что по своим доходам наше государственное лесное хозяйство, имеющее дело с живым лесом, выглядело «обойденной падчерицей», по сравнению с частновладельческими структурами древпрома, имеющими дело с мертвой древесиной.
* *
*
О том, как велось лесное хозяйство в СССР и о происходивших тогда изменениях в самом статусе нашей отрасли, подробно рассказано в уже упоминавшемся втором томе двухтомника «Двухсотлетие учреждения Лесного департамента. 1798-1998» и еще во многих других публикациях.
Те, кто постарше, помнят, что в СССР бытовавшее в органах власти отношение к лесному хозяйству и к самим лесам напоминало во времени что-то похожее на синусоиду.
В разные годы мощные подъемы имели место, например, в полезащитном лесоразведении, в гидролесомелиорации (для повышения производительности лесов), в деле противостояния лесным пожарам, в развитии лесохозяйственной науки как территориальной системы НИУ и их экспериментальных баз, в деле подготовки молодых специалистов и переподготовки действующих работников лесного хозяйства.
Это в те годы наши лесоустроители создали и опубликовали карту лесов всей страны. Тогда же они сделали правилом регулярную коррекцию и переиздание актуальных монографий-справочников «Лесной фонд», содержащих обширную информацию о лесах разных областей, автономных и союзных республик и всей страны.
В годы подъемов нашей отрасли профессия лесовода была престижной. Лесоводы были востребованы. О них и о лесах выходили и читались книги, по радио миллионы людей слушали написанную Шостаковичем музыкальную поэму «Песнь о лесах».
К сожалению, кроме хорошего и удачного, было в лесном хозяйстве СССР, а также около него и другое, что сложилось в силу разных причин. Таким «другим», в частности, было:
1. Имевшая место в конце 40-х годов «вспышка» «лысенковщины» как образца лженауки. Её сутью, привлёкшей внимание руководителя страны, были обещания быстрого решения сложнейших задач сельского и лесного хозяйств на основе всего лишь не проверенных в экспериментах псевдотеоретических измышлений. Продолжавшееся в течение нескольких лет внедрение в нашу жизнь названного феномена нанесло мощный ущерб обеим отраслям, а также благополучию и умонастроению множества людей.
2. Пропагандируемый и широко реализуемый тогда же в «лесных» и иных кругах лозунг: не ждать милостей от природы, а просто брать её богатства. И все это при умолчании о том, что богатства природы не бесконечны, и еще о том, в каком положении мы окажемся после того, как они будут исчерпаны.
3. Реализованное в 70-х гг. правительством решение о почти повсеместном снижении возраста главной рубки в хвойных древостоях на класс возраста. Подробнее об этом рассказано в статье Д.П. Столярова и И.В. Шутова, опубликованной в Вестнике Общества лесоводов СССР, 1991. – № 1 (4). Это решение не могло не вести к ускоренному истощению наиболее ценных экономически доступных лесов.
С чем можно сравнить последнюю из названных акций? Примерно с тем же, как если бы в сельском хозяйстве было задействовано решение об уборке урожая выращиваемых культур до наступления их хозяйственной спелости, т.е. до того, когда реализация выращенного может принести собственнику (владельцу) максимально возможный доход.
4. Принятое еще раньше решение, в соответствии с которым обширные площади наших экономически доступных лесов получили статус сырьевых баз заготовителей древесины разных ведомств. По состоянию на 1989 год таких баз было выделено более 2,3 тыс. (!) при их суммарной площади почти 260 млн. га, что примерно в 10 раз больше, чем площадь лесов Финляндии. Леса на этой площади были, по существу, исключены из юрисдикции структур лесного хозяйства. Названное сопровождалось мощными перерубами расчетных лесосек, умножением площади антиэкологических концентрированных рубок и пренебрежением всем тем, что выходило за пределы сиюминутных интересов заготовителей древесины. Совокупный результат такой хищнической практики: истощение экономически доступных лесов, массовая (на многих миллионах га) смена хвойных древостоев мелколиственными и вызванный всем этим кризис в обеих отраслях лесного сектора России.
5. Напрочь забытое понимание того, что лесное хозяйство (как и сельское, и все другие виды хозяйственной деятельности людей на земле) является одним из видов материального производства востребуемых товарных и иных ценностей. Такая «забывчивость» уже почти в автоматическом порядке привела наше лесное хозяйство к постоянной жизни взаймы у государственного бюджета. И это – повторю еще раз – произошло в той самой отрасли экономики страны, которая еще относительно недавно ежегодно приносила государству как собственнику лесов два золотых рубля чистого дохода на каждый израсходованный им рубль.
То, действительно хорошее, что было в лесном хозяйстве СССР, надо, не забывая, использовать в наступившем XXI веке. Однако не так надо воспринимать то, что я условно называю «другим».
При всем сказанном, нельзя просто взять и повторить все хорошее, что у нас было в СССР, еще и потому, что сегодня экономика России призвана функционировать в условиях конкурентно-рыночных экономических отношений. А это принципиально другое, чем жить на деньги из бюджета и отводить древостои в рубку по нарядам разных административных структур.
* *
*
Далее коротко скажу о главном, что произошло с нашим лесным хозяйством после распада СССР.
В 1993 году Верховный совет РФ принял Постановление (Закон) «О порядке введения в действие Основ лесного законодательства Российской Федерации». В «Основах…» не были оговорены права и ответственность владельцев леса (в нашем случае лесхозов и лесничеств) за его состояние и за результаты осуществленной там хозяйственной деятельности. Не оговоренным осталось также их право на получение дохода в результате такой деятельности. Таким образом, осталась даже не «прорисованной» заинтересованность лесовладельцев и самого государства как собственника лесов в сохранении и увеличении их экологического и ресурсного потенциала, а также в увеличении сумм получаемого лесного дохода.
Умолчание о вышеназванном не могло не привести к тому, что бытовавшие тогда на разных «этажах» нашей отрасли многие разговоры о предстоящем вхождении лесного хозяйства в рынок, т.е. в товарно-денежные отношения с приобретателями древесины и других лесных благ, оказались бегом на месте.
Такая ситуация изменилась в 1997 году, когда взамен «Основ…» был введен в действие Лесной кодекс Российской Федерации. Как памятно многим, лесоводы активно участвовали в подготовке этого Кодекса (ЛК-97). Его проект обсуждали на съезде лесничих, состоявшемся в 1994 году в Таврическом дворце Санкт-Петербурга.
В качестве одного из вариантов процесса реализации отведенных в рубку древостоев в ЛК-97 была предусмотрена их продажа на аукционах, т.е. то, что у нас было до 1917 года, когда такие аукционы называли «лесными торгами». Тем самым были обозначены: путь вхождения нашей отрасли со своим главным товаром в рыночные отношения с приобретателями древесины на корню, а также появление реальной конкуренции между ними.
Как было отмечено в Постановлении коллегии Федеральной лесной службы России от 22 сентября 1999 года, в результате уже состоявшихся продаж части отведенных в рубку древостоев на аукционах, на счета лесхозов в том году поступило:
в Карелии – 9,1 млн. руб.,
в Ленинградской области – 14,5 млн. руб.,
в Псковской области – 6,0 млн. руб.,
в Новгородской области – 22,2 млн. руб.,
во Владимирской области – 8,0 млн. руб.,
в Брянской области – 9,4 млн. руб.
Тогда же в своем Постановлении коллегия Рослесхоза предложила органам управления лесным хозяйством в субъектах РФ шире внедрять рыночные отношения в организацию процесса лесопользования.
Начатый тогда процесс получил развитие. Как сообщал в своем докладе начальник Лесной службы Департамента природных ресурсов Северо-Западного региона (СЗДПР) М.М. Кудряшов, по сравнению со сдачей лесов заготовителям древесины в так называемую аренду, организованная продажа отведенных в рубку древостоев на аукционах позволила увеличить фактическое поступление денежных средств на счета лесхозов за один обезличенный м3 древесины в следующее число раз (по состоянию на 1 июля 2001 года):
в Архангельской области – в 6,
в Вологодской – в 5,
в Карелии – в 22 (!),
в Коми – в 3,
в Ленинградской – в 22 (!),
в Мурманской – в 3,
в Новгородской – в 2,
в Псковской – в 5.
А в среднем по СЗДПР – в 7 раз.
Почему произошло такое «чудо»? Я думаю, вследствие того, что проведение открытых аукционов позволило: увеличить дифференциацию продажных цен, задействовать реальную конкуренцию в кругах продавцов и покупателей, а также сделать необходимым поиск баланса разнонаправленных экономических и других интересов государственных структур лесного хозяйства (т.е. лесхозов) и частновладельческих структур древпрома.
Найти и сохранять такой баланс интересов не просто. Тем не менее, уже достигнутое на практике уверенно обещало нашему лесному хозяйству хорошее и престижное будущее. Однако будущее пришло к нам в ином виде. Им оказалось не социально ориентированные товарно-денежные отношения, надежно корректируемые государством в интересах всего социума, а то, что получило в народе прозвище «дикого рынка» (очевидно, по аналогии с бывшим когда-то на юге России «диким полем»). В нашем случае эта «дикость» вызвала подмену в стране стратегических целей государственного лесного хозяйства (т.е., по сути, интересов самого государства) преходящими интересами своих и иных частновладельческих структур древпрома.
Произошло вышеназванное быстро, хотя и не одномоментно.
Вначале был понижен государственный статус нашей отрасли. Это выразилось в том, что в 1992 году Министерство лесного хозяйства РФ исчезло, а вместо него появилась Федеральная служба лесного хозяйства России. Мы стали как бы «мини-министерством», но
еще оставались в структуре Совета Министров РФ. Потом произошло еще одно понижение нашего статуса до уровня агентства в составе разных министерств. На сегодня такое положение сохраняется. Как известно, бывшее МЛХ теперь именуется Агентством лесного хозяйства в Министерстве природных ресурсов и экологии РФ. Таким образом, прямая связь между лесным хозяйством РФ и Правительством РФ была заменена опосредованной и вследствие этого менее эффективной.
В состояние форсированного разрушения наше лесное хозяйство было приведено после того как в 2006 году Федеральное собрание приняло новый Лесной кодекс (ЛК-2006).
Уникальной и до сих пор необъясненной особенностью процесса подготовки проекта ЛК-2006 было то, что авторитетные специалисты лесного хозяйства вообще не были к нему допущены. В итоге сложилась ситуация, похожая на то, как если бы подготовку текста ЛК-2006 поручили имеющим свой особый интерес и даже особый строй мыслей пришельцам с другой планеты. Соответственно, уже поэтому ЛК-2006 нельзя исправить.
Критика ЛК-2006 со стороны лесоводов, экологов и просто образованных и ответственных людей очень скоро получила буквально всеобщий характер. Опуская многие частности, назову главное, что последовало за появлением ЛК-2006:
переставший выходить не приукрашавший действительности и объединявший всех лесоводов журнал «Лесное хозяйство»;
остановленный процесс уже начавшегося превращения постоянно убыточного государственного лесного хозяйства в самоокупаемую и доходную отрасль;
организованная «чехарда» в виде многих переназначений руководителей лесного хозяйства в центре и в большинстве субъектов РФ. Более чем странным в этом процессе было, подчеркну, то, что на ответственных должностях появились люди, не имеющие лесохозяйственного образования, опыта работы в лесу, понимания того, что такое лес и лесное хозяйство, а также накопленного авторитета в кругу лесоводов. Зато им было присуще другое: лоббирование в разных инстанциях интересов не государственного лесного хозяйства, а частновладельческого древпрома;
утраченное понимание того, что лесное хозяйство есть не что-то похожее на «службу ГАИ», а один из видов материального производства. Соответственно, наши лесничие утратили статус производителей и хранителей лесных благ, обязанных, кроме всего прочего, формировать то, что у нас издавна называли лесным доходом государства как собственника лесов;
разрешенная «сверху» массовая подмена принятых во всех развитых странах прозрачных процедур купли-продажи отведенных в неистощительную рубку древостоев их сдачей заготовителям древесины в псевдоаренду. Почему «псевдо», и чем она плоха? Отвечаю: потому что, согласно азам экономических знаний, в аренду можно сдавать только нерасходуемое имущество, и уж, конечно, не права на вырубку древостоев, как это имеет место в России теперь. Потому что в развитых странах такого нелепого феномена просто нет! Потому что получивший лес в рубку «арендатор» в принципе физически не может быть обременен ответственностью за то, что потом, уже после изъятия нужной ему древесины, будет или не будет расти на оголенной им от леса вырубке. Потому что названная «аренда» и разрешенная «субаренда» позволяют резко (многократно!) уменьшить величину лесного дохода государства как собственника лесов, перенаправить большую часть этого дохода в другие «лагуны», а также сохранить и увеличить емкость коррупционных ниш в сфере отношений между сдающими лес в «аренду» и фактически получающими лес в рубку;
утраченная практика организации наземной охраны леса от пожаров и браконьеров силами лесной стражи (охраны), входившей раньше в штат лесничества и обремененной персональной ответственностью за то, что происходит в закрепленных за этими людьми участках леса;
забытая жгучая необходимость и почти утраченная возможность целенаправленной подготовки для своей отрасли специалистов среднего звена в системе лесных училищ (лесохозяйственных техникумов). Раньше эту задачу успешно решали Лесной департамент, наше Министерство, а затем Федеральная служба лесного хозяйства РФ. На сегодня, по причине почти полной утраты вышеназванного, в оставшихся структурах лесного хозяйства имеет место невозобновляемое сокращение числа профессионально-грамотных лесоводов со средним и высшим образованием;
утраченное понимание необходимости повышения продуктивности лесов на переувлажненных почвах как одного из главных способов увеличения урожаев древесины и других востребуемых лесных благ. Почему я об этом говорю как об одной из актуальнейших задач лесного хозяйства? Главным образом, потому что на многих миллионах га экономически доступных таежных лесов с типичными для них переувлажненными почвами названную цель нельзя (или очень трудно) достичь без оптимизации водного режима почвы. И это – не фантазия ученых, а реальность, имеющая вид повышения бонитета осушенных древостоев, например, с IV до II и даже до I. За названными цифрами, напомню, стоит двух-трех кратное увеличение прироста древесины. В недавнем прошлом осушение таких лесов у нас проводили в планово-приоритетном порядке на сотнях тысяч га. Однако в последние годы вместо развития этих работ произошло массовое разрушение «арендаторами» того, что уже было сделано раньше. Таким образом, был поставлен знак «зеро» не только на ранее израсходованных многих миллионах рублей, но и на самом понятии о гидролесомелиорации как одном из наиболее действенных способов повышения продуктивности таежных лесов;
ликвидированное классическое лесоустройство России, изначально являвшееся тем фундаментом, в отсутствие которого (то есть без объективной оценки лесоустроителями результатов предшествующей хозяйственной деятельности в лесах и без составленных ими же надежно обоснованных планов последующей долгосрочной и экономически целесообразной хозяйственной деятельности в лесничествах и в их хозяйственных частях) просто нельзя построить то, что было бы похоже на правильное лесное хозяйство. Имеющие дело с лесом, вынуждены сегодня использовать устаревшие за многие годы материалы былого лесоустройства, дополняя их чем-то похожим на охотничий поиск того, что еще можно с выгодой срубить и продать. Для этого применяют наземные, авиационные и даже космические средства. Оценивая произошедшее, а также финансируемые из бюджета многозатратные работы по так называемой ГИЛ, не привязанные к конкретным таксационным выделам, лесным кварталам и хозчастям лесничеств, и уже потому не представляющие интереса для лесничих, уверенно скажу: это не лесоустройство, т.е. не то, что определяли этим термином профессора М.М. Орлов, А.Ф. Рудзкий, Ф.К. Арнольд и другие наши корифеи. В связи со сказанным, предвижу вопрос: что же теперь «вверху» и на местах называют словом «лесоустройство»? Отвечу коротко – фейк, т. е. подделку!
низведение лесохозяйственной науки на уровень «хуже еще не было». Это произошло, главным образом, вследствие: а) произведенной в НИУ замены авторитетных лесоводов-профессионалов на нелесоводов; б) сокращения финансирования и самого числа НИУ; в) ликвидации экспериментальных баз НИИ (опытных лесхозов и лесничеств), где ранее велись и сохранялись заложенные учеными многие, в том числе многолетние опыты.
Кроме потерянных больших денег, какими оказались другие результаты «обнуления» экспериментальных баз НИИ? Отвечу так: исчезнувшие высококлассные профессионалы; потерянные опытные объекты и резкое сокращение объемов экспериментальных и опытно-производственных работ в лесу.
Все это не может не вести (или уже привело) к тому, что в распространенном числе случаев выдаваемые наукой производству рекомендации, а также составленные самим Агентством лесного хозяйства МПР многие нормативные документы имеют в своей базе предположения, а не факты, установленные в результате выполненных экспериментов, а затем надежно проверенные на опытно-производственных объектах.
* *
*
На каком своем и привезенном в Россию «субстрате» «вырастили» ЛК-2006 и все то, что произошло с нашим лесным хозяйством? Может, его роль выполнил происшедший в 1991 году распад СССР? Думаю, в какой-то степени. Однако, не только. Почему я так думаю? Потому что без разрушения своего лесного хозяйства обошлись такие бывшие республики Союза как Белоруссия и вся Прибалтика – Литва, Латвия и Эстония.
В Литве, как мне рассказывали, после произведенной реституции (т.е. возвращения собственникам ранее принадлежавших им лесов) имели место попытки частновладельческих структур древпрома получить в свое распоряжение как те, так и другие леса. Однако не удалось. Помешал им Союз лесоводов Литвы, сумевший объяснить президенту страны, к чему это приведет. В итоге организованное затем хозяйствование в частновладельческих лесах мало чем отличается от того, что делается в лесах государственных. В обоих случаях его ведут по утвержденным лесоустроительным планам. Благодаря этому лесное хозяйство Литвы, не получая дотаций «сверху», приобрело вид правильного, самоокупаемого, а где-то еще и доходного для государственного бюджета.
Примечание. Используемый источник информации: статья лесничего Швентойского лесничества Р. Квиклиса «Что изменилось в лесном хозяйстве Литвы». Была опубликована в Лесной газете в 2005 году, № 26 от 29 марта. Не удивлюсь, если за прошедшие с того момента 12 лет положение дел в лесном хозяйстве Литвы стало еще лучше.
Рассказанное выше не является уникальным случаем, происшедшим в маленькой стране. В Китае, например, сохраненное там Министерство лесного хозяйства делает в наши дни то, что без преувеличения можно назвать великой или даже эпохальной программой облесения страны, осуществляемой при параллельном отказе от вырубки оставшихся там лесов. И все это, повторяю, происходит в Китае, в стране, чьи студенты в недавнем прошлом учились у нас (например, в Лесотехнической академии Ленинграда – Санкт-Петербурга) тому, что такое лесное хозяйство, и как надо его вести.
Что побудило правительство Китая поставить перед своими лесоводами такую цель? Как они сами говорят, чтобы улучшить среду обитания людей и уменьшить зависимость своей промышленности от импорта древесины как сырья.
Как можно судить по разным публикациям, хорошо шли и продолжают хорошо идти дела в лесном хозяйстве развитых стран, где профессию лесовода издавна рассматривают как социально важную и престижную.
К сожалению, подобные позитивные явления имеют место не в России, в лесах которой уже давно правят бал люди и структуры, зависимые от частновладельческого древпрома.
В Российской Империи о жизненно важном значении лесов, о необходимости организации и ведения в них правильного лесного хозяйства, а также о том, что для этого нужны профессионалы высокой квалификации, неоднократно говорили не только лесоводы, но и те, кто в разные годы стоял во главе государства. В качестве малоизвестного факта сошлюсь на содержание поздравления, направленного Николаем II Лесному институту в Санкт-Петербурге (ныне СПбГЛТУ) 19 мая 1903 года по случаю его 100-летнего юбилея. Тогда Институту был присвоен статус и название Императорского. Так вот, в том документе (поздравлении) было сказано о необходимости бережного отношения к лесам, о необходимости установления и ведения там правильного лесного хозяйства, и выражена уверенность в том, что питомцы Института, как и раньше, «… будут занимать почетное место среди деятелей просвещенных, столь необходимых дорогой нам России…».
В нашем прошлом о необходимости бережного отношения к лесам говорили широко известные деятели науки и культуры, чьи голоса не оставались не услышанными.
Сегодня о произведенном разрушении лесного хозяйства России продолжают говорить и писать немногие лесоводы, экологи, некоторые общественники, а также глубокоуважаемая мной «Лесная газета». О том, как звучат все эти голоса, можно сказать словами Владимира Маяковского: «Единица! Кому она нужна? Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? Разве жена, и то если не на базаре, а близко. Единица вздор, единица [почти что] ноль…»
Предполагаю, что отношение народа России к своим лесам и к тому, что по инерции продолжают называть лесным хозяйством, могло бы быть другим, если бы о наших проблемах вновь заговорили известные журналисты и широко известные деятели культуры, чьи фамилии, книги, пьесы привлекают к себе внимание миллионов. К сожалению, они молчат. Что может прервать это молчание? Может быть, возникшие, как тревожный звонок, мысли о том, что происходящие сегодня изменения в поведении нашей атмосферы могут находиться в прямой или опосредованной зависимости от истощения лесов, и что эти изменения (не дай Бог!) могут подвинуть нашу прекрасную и уютную Землю к состоянию, например, раскаленной Венеры?
Прочитав это, многие скажут: фантазия! Спорить не буду. Замечу лишь, что задействованный на Земле глобальный механизм, от которого зависят параметры и все другие характеристики наших атмосферы и гидросферы, почти бесконечно сложен. Поэтому, пока мы не поймем, как уже на количественном уровне взаимодействуют его составляющие, надо бы быть с ними поосторожнее!
* *
*
С чем можно сравнить то, во что сегодня оказалось превращено лесное хозяйство России? Образно говоря, с тем, что изображено на картине И. К. Айвазовского «Девятый вал». О многих моих коллегах и о себе скажу так: сегодня мы оказались в положении людей на обломках разбитого корабля.
Мы знаем, каким был раньше наш корабль. Мы успешно трудились и чувствовали себя полезными и нужными своей стране, её лесному хозяйству и лесохозяйственной науке. А сегодня? Сегодня, наблюдая за успехами коллег в других странах, я стараюсь (и советую другим лесоводам) сохранять надежду на то, что здравомыслие восторжествует, что будет праздник и на нашей улице. Чтобы его приблизить, надо, с моей точки зрения, укоренить в умах возможно большего числа наших сограждан довольно простую мысль о том, что не контролируемая или слабо контролируемая лесоводами-профессионалами, называемая разными словами хищническая вырубка экономически доступных лесов России не может не привести к тому, что страна утратит (или уже утратила!) важную часть самой себя.
Названный процесс идет давно. Те, кто ему способствуют, говорить об этом не любят. Более того, они его маскируют частыми повторениями в СМИ рассуждений о том, что мы самые многолесные, и что год от года лесов у нас становится все больше и больше. Поясняя «ценность» такого оптимизма, коротко напомню читателям:
— что примерно только 1/3 площади наших лесов можно рассматривать как экономически доступную для рентабельной деятельности заготовителей древесины;
— что запасы ценной древесины на этой трети лесопокрытой площади уже сильнейшим образом истощены;
— что примерно на 60 % площади сплошных вырубок (т.е. на многих млн. га) уже произошла или продолжается вызванная заготовителями древесины смена хвойных древостоев мелколиственными (т.е. осинниками и березняками);
— что, например, в Канаде, в условиях устоявшихся рыночных отношений, один куб. метр древесины осины на корню, пораженной сердцевидной гнилью, стоил (на моей памяти) в десять раз дешевле, чем один куб. метр здоровой древесины ели.
В связи с вышесказанным уместна следующая реплика, адресованная любителям показного благополучия: нельзя выдавать за золото все, что блестит, всего лишь на том основании, что оно тоже отражает свет. И еще. Лебеда – тоже растение. В голодные годы её использовали в пищу вместо хлеба. Но она – не хлеб.
Самыми ценными результатами труда наших лесоводов были и должны быть впредь созданные (или сохраненные) высокопродуктивные хвойные и широколиственные древостои разного происхождения с присущим именно им как биогеоценозам видовым и генетическим разнообразием. На смежную ступень по их ценности можно поставить, с моей точки зрения, плантации-дендрополя с укороченными сроками получения бóльших урожаев древесины и «обуженным» биологическим разнообразием. Последнее – их неисправимая особенность. Тем не менее, во многих странах без таких плантаций уже не обходятся. Почему? Да потому что их выращивание позволяет не только получать бóльшее количество нужной кому-то древесины, но еще, что очень важно, позволяет задержать топор, занесенный над остающимися уникальными девственными и старовозрастными лесами.
Сегодня в кругах, имеющих отношение к лесу, широко пропагандируется то, что называют «устойчивым лесопользованием». Можно ли считать этот призыв понятным, и могут ли им руководствоваться лесоводы, если они озабочены не только заготовкой древесины, а и всем тем, чем они должны быть озабочены? По моему мнению, этот призыв уводит нас «не в ту степь». Сам смысл профессии лесоводов я вижу в том, чтобы вести в своих лесах правильное лесное хозяйство. О том, что это такое, знали и рассказывали другим еще наши прадеды. Об этом, в частности, еще в позапрошлом веке рассказывал своим коллегам приезжавший в Россию и даже награжденный Российским орденом известный немецкий лесовод Генрих Котта. Тогда же в России были изданы две его книги: «Основания лесоводства», 1835, СПб, 428 с. и «Руководство ко введению правильного в лесах хозяйства…», 1840, СПб. Его же перу принадлежит известная фраза: «лесоводство – дитя нужды в лесе».
На основе уже накопленных знаний и практического опыта, в начале этой статьи я назвал пять главных требований, которым должно отвечать правильное лесное хозяйство. В этих пунктах даны ответы на вопросы о том, что такое правильное лесное хозяйство. Рядом с ними должны находиться ответы на не менее трудные вопросы о том, как должно быть организовано правильное лесное хозяйство.
В качестве основы для подготовки ответов на вопросы «что» и «как» можно взять, как я уже предлагал, то, что было в Лесном департаменте России перед началом I-ой Мировой войны. Почему я беру происходившее в те годы в качестве примера? Главным образом потому, что тогда – на фоне достигнутого прогресса в сфере традиционных социально-экономических и производственных отношений – имел место мощный и разносторонний подъем экономики страны. Этот феномен рассматривается во многих публикациях. Из них в данной статье я назову только две: подготовленную РАН фундаментальную книгу «Россия 1913, статистико-документальный справочник», 1995 г., СПб, 416 с. и небольшую брошюру Бразоля Б.Л. о России тех же лет в цифрах и фактах. Последняя была издана (переиздана) в Минске в 1991 г.
С того времени уже прошло больше ста лет. В силу «возраста» этой основы (образца, прототипа) и многих других причин, нельзя обойтись без её серьёзной коррекции. Чтобы ускорить этот процесс, сегодня мы можем создать как дорожную карту Концепцию правильного лесного хозяйства РФ (сокращенно КПЛХ). Зачем? Главным образом, для того, чтобы, уже имея её в руках, разработать на этой базе новый Лесной кодекс, а затем осуществить реорганизацию управления всей нашей отраслью и каждой из её структур.
Сделать это трудно. Очень. Тем не менее, воспринимая необходимость реанимации лесного хозяйства России как задачу государственной важности, повторю: надо! И еще, обращаясь к тем, кто помоложе, скажу: берите в свои руки то, что старшее поколение лесоводов не смогло сделать.